Биографических и богословских исследований наследия Кальвина сегодня превеликое множество; и, как водится в таких случаях, далеко не все из них одинаково хороши. Однако кем же он является, если не в глазах Божьих, то хотя бы перед лицом истории человечества? Диктатором или одним из отцов западной демократии? Протестантским инквизитором или проводником спасительной для мрачного средневековья теократии?
Другими словами, кто он – ревностный исполнитель Божьей воли или же честолюбивый самодур-властолюбец? Сразу отметим, что черно-белый портрет Кальвина обречен на провал, потому что развешиванием ярлыков часто невозможно передать и гораздо более бледные личности.
Начнем издалека. Грехопадение первых людей чрезвычайно сильно исказило первоначальный план Господа для Его творения. Но эти изменения не оказались фатальными только потому, что Он не самоустранился, а всегда самым активным образом влиял на ход мировой истории.
Из Священного Писания нам известно, что присутствие во вселенной существ, в той или иной степени сознательно избравших сторону зла, не может принципиально повлиять на Божественное провидение. Иов исповедовал эту истину следующими словами: «Знаю, что Ты все можешь, и что намерение Твое не может быть остановлено» (Иов.42:2).
Сколько бы не умножалось зло в этом мире, любой знающий Бога человек не станет винить в этом Всевышнего. Ведь Творец решил стать Искупителем раньше, чем грозным Судьей. Долготерпение не уменьшает Божьей благости, а наоборот еще ярче демонстрирует ее. «Ибо только Я знаю намерения, какие имею о вас, говорит Господь, намерения во благо, а не на зло, чтобы дать вам будущность и надежду» (Иер.29:11).
Библейский фундамент дает возможность более-менее объективно оценивать и судьбы таких людей как Кальвин, и судьбы целых народов. А эти судьбы нередко крайне противоречивы.
Божья воля в жизни Кальвина
Божья воля еще от рождения готовила Жана Кальвина (1509—1564) к необычайной миссии. И чтобы показать это, совсем не нужно выдумывать преданий о явлении ангелов или сверхъестественном зачатии. Люди не выбирают место и время рождения. Не выбирают они и своих родителей, а значит свою наследственность и стиль воспитания. В случае Кальвина даже первоначальный выбор образования – не его собственный. Однако не стань он первоклассным юристом, смог ли бы он стать выдающимся богословом-систематом протестантизма и великим общественным деятелем с широчайшим спектром интересов? Вряд ли.
В то же время выбор Кальвина состоял в благочестивой христианской жизни и строгой самодисциплине, что стало возможным в его окружении. Его студенческое прозвище «Аккузатив» или «винительный падеж» и дальнейшая жизнь показывают, что педантичный и неравнодушный к общему упадку нравственности человек может превратиться не только в ханжу.
Сердце, свободное от черствости и жаждущее духовного совершенствования, Господь закаливает в испытаниях, как золото в горниле. Отсюда преследования не только от внешних противников, но и казалось бы от своих. Изгнание Жана Кальвина и Гийома Фареля женевцами во многом довершило формирование характера великого реформатора. Явное людское зло, то есть унижения и позор изгнания в Страсбурге с 1538 по 1541 год, равно как и сомнения в собственном призвании Господь обернул во благо.
Точно также в свое время было в жизни Иосифа, который сказал, продавшим его братьям: «Не бойтесь, ибо я боюсь Бога; вот, вы умышляли против меня зло; но Бог обратил это в добро, чтобы сделать то, что теперь есть: сохранить жизнь великому числу людей» (Быт.50:19-20).
Собственно и попал впервые в Женеву Кальвин не потому что ехал туда, а потому что был вынужден заехать из-за военных действий по дороге в Страсбург. В 1536 году, вскоре после того как в Базеле вышло первое издание знаменитых «Наставлений в христианской вере», Кальвин планировал провести в Женеве лишь одну ночь. По милости же Гийома Фареля, а точнее будет сказать, согласно Божьему определению, он отдал этому городу почти все свои силы и оставшиеся годы.
Верное понимание воли Бога сделало возможным и то, что произошло сразу по возвращении Кальвина в Женеву из изгнания. Как известно, вместо мести и публичного бичевания с кафедры своих обидчиков он, как ни в чем не бывало, продолжил объяснение Библии точно с того отрывка, на котором остановился несколько лет назад.
Обращает на себя внимание и то, как внешне неохотно Кальвин давал свое согласие вернуться из изгнания. В политическом, интеллектуальном и религиозном аспектах оппозиционеры реформатора продемонстрировали полную несостоятельность перед внешними и внутренними проблемами. Целый год с сентября 1540 года по сентябрь 1541 городской магистрат буквально лезет из кожи вон с целью «изыскать средства, чтобы убедить господина Кальвина вернуться в Женеву».
Однако совершенно очевидно, что Кальвин никогда не был властолюбцем. Напротив, он мечтал о карьере писателя на манер Эразма Роттердамского. Кстати, наверняка не случайно первая книга Кальвина, комментарий к трактату Сенеки, стала просто лежалым товаром, а ее автору с трудом удалось избежать банкротства при покрытии расходов на ее издание. Рука Всевышнего вытолкнула его на самую передовую церковной жизни времен излета Средневековья.
Призвание реформата
Теперь о его призвании, как и о жизненных целях таких великих реформаторов, как Мартин Лютер или Менно Симонс, можно смело говорить – миссия невыполнима. Все действительно было бы так, если бы намерение Божье возможно было остановить. И здесь мы вновь наблюдаем, как природный темперамент таких людей Господь выковывает для совершения невыполнимых и глобальных задач по всем человеческим меркам.
К выполнению схожей задачи еще в VI столетии до рождества Христова готовился пророк Иезекииль. Ему было сказано: «…а дом Израилев не захочет слушать тебя; ибо они не хотят слушать Меня, потому что весь дом Израилев с крепким лбом и жестоким сердцем. Вот, Я сделал и твое лице крепким против лиц их, и твое чело крепким против их лба. Как алмаз, который крепче камня, сделал Я чело твое; не бойся их и не страшись перед лицем их, ибо они мятежный дом. Встань и пойди к переселенным, к сынам народа твоего, и говори к ним, и скажи им: “Так говорит Господь Бог!” будут ли они слушать, или не будут» (Иез.3:7-11).
Формирование «святой твердолобости» против людской косности и «жестоковыйности» обычно осуществляется в весьма суровых условиях. В результате такой человек, уверенный в Божьем призвании и избрании, готов нести свой крест вплоть до личной Голгофы. Причем за обычно краткий путь своего земного шествия, обладая мощной верой и несгибаемой волей, он, фигурально выражаясь, вокруг себя меняет целые земные ландшафты. Вот в чем состоит коренное отличие деспота от пастыря: первый вооружен только жезлом, а второй еще и посохом.
Личная жизнь
Личности крупного калибра часто неуживчивы из-за своего сложного характера. У них нередко достаточно верных соратников, но совсем немного близких друзей. Поэтому дружба с мягким сподвижником Лютера Филиппом Меланхтоном и относительно краткосрочный (менее девяти лет) брак со вдовой Иделетт де Бур Стордер были огромным подспорьем и благословением для Кальвина.
Ирония судьбы или частичка суровой школы Бога проявилась и в его семейной жизни. Немолодому реформатору, находящемуся у порога кризиса среднего возраста, помогал в личной жизни целый «комитет по поиску жены». Последний из пяти критериев Кальвина для будущей супруги гласил: «…и если есть надежда на то, что она будет заботиться о моем здоровье».
Как известно, по болезненности Иделетт превосходила редко здорового Жана. Трое их совместных детей рождались мертворожденными или умирали в младенчестве, а оставшиеся на попечении Кальвина дети Иделетт от первого брака доставляли ему определенные хлопоты и неприятности. Совершенно неромантичный, замкнутый и упорный, но очень привязанный к своей возлюбленной жене реформатор, пережил ее на пятнадцать лет.
Казнь Сервета
Воля и самоуверенность Кальвина также сделали его закрытым к критике. Реформатор неоднократно повторял: «Ведь и собака лает, когда нападают на ее хозяина. Как же могу я молчать, когда нападают на моего Божественного Господина». Быть снисходительным к иным мнениям он считал себя не вправе. Особенно ярко эта нетерпимость проявилась в казни Мигеля Сервета.
Именем антитринитария Сервета, епископского лейб-врача из Испании, впервые в Европе открывшего систему кровообращения в легких, почти каждый биограф Кальвина называет самую сложную для себя главу. Но автор этих строк – не биограф, что несколько упрощает задачу. Триединство Бога в своих теологических трудах Сервет называл трехголовым чудищем, а крещение детей – «проклятой мерзостью». Кроме того, он резко критиковал учение Кальвина.
Великий реформатор в суде 1553 года был личным обвинителем Сервета. Вот почему слова «Кальвин сжег Сервета» не являются большим преувеличением. Скажу больше, если бы не Кальвин, а католики его сожгли, никто сегодня, скорее всего, и имени бы его не помнил. Здесь уместно привести исполненную черной иронии фразу, приписываемую Сталину Черчиллем: «Смерть одного человека – трагедия, смерть миллионов – статистика». «Случай Сервета, – по словам И. Штедке, – это больше уже не история. Он стал примером». Только вот примером чего – это вопрос открытый. На мой взгляд, поскольку Сервета сожгли не за грех, а за инакомыслие, его смерть – один из нагляднейших примеров в истории, свидетельствующий об утопичности любых попыток построения теократии или Царства Божьего на земле.
Казнь Сервета была одобрена всеми видными деятелями реформации, в том числе Фарелем, Буцером и даже мягким Меланхтоном. Поэтому можно добавить, что его сжег не только Кальвин, но и вся жестокость XVI века.
Однако этой казнью с легкой руки французского гуманиста и протестанта, сторонника веротерпимости Себастьяна Кастеллио Кальвин снискал себе репутацию протестантского инквизитора. Своего земляка наш герой ранее изгнал из города за истолкование Песни Песней, как поэмы об эротической любви.
Кальвин действительно построил в Женеве тоталитарно-стремительное полицейское государство. Оплотом его системы явилась консистория или коллегия старейшин. Это одновременно и светское, и духовное учреждение, нечто среднее между инквизиторским трибуналом и судебной инстанцией. Членами консистории были все городские проповедники (обычно шесть) и двенадцать мирян. Все они обязывались преследовать богохульство, идолопоклонство, безнравственность и немедленно докладывать о всяком преступном действии. При этом члены консистории получали жалование из штрафных денег, и сама коллегия старейшин являлась последней инстанцией, за исключением брачных дел. Разумеется, при дознании пытка была нормой.
Женева: молитва и труд
Женева при Кальвине – это духовная монархия с драконовскими законами, где по меткому выражению Б.Д. Порозовской, «гражданин, накануне еще проливавший свою кровь в защиту своих прав, имеет только одну свободу, одно право – молиться и работать». Оппозицию своему учению Кальвин зачастую считал оппозицией Слову Божьему.
А оппозиция была очень сильна, строптива и жестоковыйна. Так называемые либертины, в основном люди любящие разнузданный образ жизни, были главной жизненной проблемой реформатора в течение девяти лет после его возвращения из Страсбурга и были подавлены лишь через два года после казни Сервета. Существует даже версия о том, что тайна прибытия в Женеву разыскиваемого как католиками, так и протестантами антитринитария состоит в том, что он надеялся на политический переворот, зная о весьма шатком положении Кальвина.
Так это было или нет, однако еще девять долгих лет после возвращения из изгнания Кальвин терпел насмешки, издевательства, провокации и сильнейшее противостояние, фактически, будучи постоянно на грани нового изгнания. К примеру, возвращаясь с заседания магистрата, на улице из-за угла ему под ноги могли бросить собаку, а затем с притворной заботливостью закричать: «Кальвин! Кальвин!», потому что так звали собаку. Либертины устраивали шумные попойки и враждебные демонстрации под окнами своего «диктатора», а вслед ему часто кричали «Каин».
Покаянный памятник
На месте казни Сервета сегодня стоит памятник с надписью: «Мы, почтительные и благодарные сыновья Кальвина, нашего великого реформатора, осуждая заблуждение, которое было заблуждением его века, и строго придерживаясь свободы совести в соответствии с истинными принципами Реформации и евангелизма, воздвигли этот покаянный памятник 27 октября 1903 года».
Воля Божья сохранила Женеву, поработившую патриотов старого закала и оказавшуюся пристанищем свободы для евангельских беженцев из всех католических территорий. В самом деле, город, окруженный со всех сторон католическими державами, мог устоять только ограждаемый невидимой рукой Всевышнего. И он устоял.
План 1560 года о нападении на Женеву с трех сторон французским и испанским королями и герцогом Савойским при папской военной поддержке был провален своекорыстием участников коалиции. Последние девять лет жизни, постепенно угасающий Кальвин, отдал активной подготовке нового поколения протестантов, для чего основал женевскую Академию и безостановочно шлифовал свое учение. Академия Кальвина готовила проповедников идей протестантизма и мучеников за эти идеи для всей Европы.
Наследие реформата
Жана Кальвина иногда называют «младшим реформатором» в том смысле, что в XVI веке он явился продолжателем дела Мартина Лютера и Ульриха Цвингли. Тем не менее, чем больше знакомишься с историей его жизни, тем больше убеждаешься, насколько это звание ограничено. Личностный размах трудоголика Кальвина потрясает воображение.
С поражением либертинов Женева стала мирным евангельским городом, где впервые трудолюбием и умеренностью победили нищету. Уверен, что финансовая и социальная этика кальвинизма в наше время экономической напряженности могла бы вернуть капитализму человеческое лицо. Беспримерный расцвет кальвинистских стран уже демонстрировал миру, что дисциплинированный труд в сочетании с социальной активностью – это вознаграждаемое Богом исполнение евангельской заповеди о любви к ближнему.
Один из парадоксов Кальвина – это его влияние на становление западной демократии. Конечно, у либеральных западных учреждений более глубокие корни, чем Реформация. Но совершенно очевидно, что «женевский диктатор» положил начало широкому развитию равенства и индивидуализма, содействовал во многих странах приобретению политической независимости. Идея о независимости поместной церкви, перенесенная на государство, является, пожалуй, его главным политическим вкладом.
Еще один из его парадоксов состоит в том, что при всей своей нетерпимости он предпринимал, пожалуй, самые активные и смелые экуменические проекты своего времени. В контактах с представителями других конфессий реформатор обладал аристократическим чувством такта и уважения, а его богословие вывело протестантизм из национальных рамок на мировой уровень и в то же время поставило его на более прочный библейский фундамент. Поэтому, например, цвинглианство под руководством Иоганна Буллингера влилось в расширяющийся поток реформатских церквей.
Слава Богу за Кальвина!
Учение Кальвина сегодня объединяет реформатов, пресвитериан, конгрегационалистов и частных баптистов. Хотя более всего реформатор пытался повлиять на родную Францию, подлинно глубинные преобразования его учение произвело на Шотландию, Голландию, Венгрию и Англию. Не даром однажды он написал: «Из опыта я заключаю, что человек не в состоянии узнать, что ждет его в будущем». Как сказал Соломон: «Многие ищут благосклонного лица правителя, но судьба человека – от Господа» (Пр.29:26).
Итак, жгучее желание Кальвина и его единомышленников активизировать веру людей, сделать более интенсивной и динамичной жизнь церкви, духовенства и мирян многих в среде женевцев пугало. Кальвин оказался глухим к слабому еще голосу анабаптистов, исповедующих идею «свободной церкви». Кроме того, он не пытался установить евангельское представление о церковном членстве, главным условием для которого должно являться духовное возрождение верующего. Именно эти причины сделали Кальвина главным протестантским инквизитором и «папой Женевы». Ему помогали и в то же время иногда подводили максимализм в вопросах веры и попытка оцерковления всей окружающей жизни.
Очень емко парадоксальность личности Кальвина и подобных ему по духу людей выразил С.В. Лезов: «Несломленная религия, – религия, еще не прирученная и не переваренная Новым временем, – это пафос рабби Акивы, Игнатия Антиохийского, Кальвина и протопопа Аввакума. Мученики и гонители оказываются в одном ряду, и эти функции могут меняться. Объединяет их пламень правой веры, сжигающий наши моральные критерии».
Таким образом, мы увидели, что Кальвин отнюдь не идеальный святой. В то же время его «твердолобость» была просто необходима для выполнения его невыполнимой миссии. Без его несгибаемой воли было бы невозможно преодолеть все то, что выпало на его долю и сделать необратимой Реформацию, начатую другим титаном протестантизма – Лютером. Уже половину тысячелетия длится осмысление потрясающей воображение личности «младшего реформатора». И сегодня еще больше чем пять веков назад хочется с удивлением сказать: слава Богу за Кальвина!
Михаил Чернявский, Хабаровск
Опубликовано на сайте "Возвращение к Богу"