Д.И. Мазаев: Евангелист Лука - художник

Существует общеизвестное предание, в равной мере разделяемое православными и католиками, которое возводит древность изображение Богоматери ко времени Ея жизни и связываете их начало се именем евангелиста Луки. Насколько это предание достоверно, конечно вопрос, так как оно с самых древнейших времен оспаривалось и продолжает оспариваться, но будь его достоверность доказана, то оно положило бы конец всем спорам и заградило бы уста всех иконоборцев, ибо оно решало бы вопросе об иконопочитании исторически и давало бы людям не измышления фантазии, а до портретности точное изображение чтимого лица, ибо, как известно, неграмотные и невежественные иконописцы позволяли изображать «от своего замышления» Бога Отца, предвечное рождение Иисуса Христа, Благовещение и проч., «в нелепые и неприличные, как говорит Собор, видениях», приписывая Богу сложение перстов и «ина многая безместная», - чем оказывали плохую услугу защитникам иконопочитания и навлекали на себя справедливое осуждение как отдельных святых, так и целых соборов. Так, наш русский Московский Собор 1666 - 1667 годов, заметнее многие неправильности иконопочитания и осуждая их, говорите: «Господа Саваофа (сиречь Отца) брадою седа и единородного Сына во чреве Его писати на иконах и голубь между ими зело не лепо и неприлично есть, зане кто виде Отца по божеству? Отец бо не имать плоти и Сын не во плоти родился от Отца прежде веков, аще Давиде пророке глаголете: «из чрева прежде денницы родихтя», обаче то рождение не плотское, но неизреченно и непостижимо есть. Глаголете бо и Сам Христос во святом евангелии «никто же весть Отца, токмо Сын» И Исаия пророк во главе 40 глаголет: «Кому уподобисте Господа? и коему подобию  уподобисте Его? Егда бо образе сотвори древодел, или златарь слияв злато и позлати и, или подобием сотвори его». Подобно и святой Павел апостол в Деянии глаголете во главе 17-й зачало 40-е: «роде убо суще Божий, не должны есмы непщевати, подобно быти божеству злату, или серебру, и смышленою человека . Глаголете бо и Иоанн Дамаскинский: «к сим же невидимого и бестелесного и неописанного и необразного Бога кто можете сотворить подражание? Пре безумия убо крайнего и нечестия образовати божество». Подобие же возбраняет о сем и святой Григорий Двоеслов: «сего ради Саваофа, иже есть Божество, и тое прежде вечное рожденье Единородного Сына от Отца, - умом точию подобает нам разумети, а писати в образах отнюдь не подобает и невозможно». «И Святой Дух, продолжает Собор, не есть существом голубь, но существом Бог есть, а Бога никто же виде, якоже Иоанн Богослов и евангелист свидетельствуете. Обаче при Иордане при святом крещены Христове явился Святой Духъ в виде голубин, и того ради на том месте точию подобает и писати Святаого Духа в виде голубином, а на ином месте имущие разум не изобразуют  Святого Духа в голубином виде».

«Еще же пишут во иконах святому благовещенью тоже Саваофа, иже от уст дышит к то дыханье идет во чрево Пресвятыя Богородицы: и кто то вид? или кое святое писание о сем свидетельствует? и откуду сие взяша?. Явственно есть яко, таков обычай, и на подобная от некоторых суемудрых или паче рещи буемудрых и безумных приятся и обыче. Сего ради повелеваем отныне то суемудрое и безместное писание да престанет». (Деян. Собора 1667 г., лист 22-24).

Принимая во вниманье все перечисленное, нельзя удивляться, что в древности в русской православной церкви существовало изображенье святого Христофора с песьей головой. Святой Христофор, как говорят, был очень некрасивой наружности, почему писатель его жития, говоря о его внешности, употребил выраженье «зверообразен быша», а иконописец пошел еще дальше и приставил ему песью голову. Мы должны радоваться, что благодаря иконоборческим спорам, соборному осуждению и распространению духовного просвещенья все эти изображения «в нелепых и неприличных виденьях» отошли в область преданий...

Но обратимся к нашему предмету. Зная о существовании помянутого преданья о художнической деятельности евангелиста Луки, я удивлялся, что защитники иконопочитания всегда подолгу останавливаясь в своих доказательствах на украшениях Иерусалимскаго храма с его чеканными или литыми херувимами, львами и волами, совсем не обращаются к преданью об евангелисте Луке. По-моему убеждению, свидетельство этого преданья должно бы полагаться во главу угла, приводиться прежде всех других доказательств, так как оно одновременно доказывало бы существованье иконопочитания еще в Апостольской церкви и давало бы, как я уже сказал в самом изображении, не плод фантазии «от своего замышления», а действительное изображены, писанное с натуры. Конечно, все эти замалчиванья я истолковывал, не в пользу иконопочитателей и иконопочитания, а наоборот, ибо это меня убеждало,  что доказательства в пользу художнической деятельности евангелиста Луки настолько слабы, что даже сами защитники не верят в возможность убедить с помощью их, кроме себя самих, никого другого. Так продолжалось довольно долго, до тех пор, пока я совершенно случайно напал на статью некоео Александра Голубцова: «О древнейших изображеньях Божьей Матери», помещенную им в «Богословском  Вестнике» за 1897 год. Статья эта своим беспристрастным разбором свидетельств истории за и против произвела на меня самое приятное впечатление: я увидел в ней человека не усиливающимся во что бы то ни стало защищать свою точку зренья, а старающимся беспристрастным исследованием выяснить суть дела. Чтение этой статьи пролило на занимавший меня вопрос очень много света и дало мне возможность уяснить его и составить свои заключенья. Прежде всего я должен сказать, что автор статьи твердо верит в истинность данного преданья, удачно опровергает неудачные против оного возражения и добросовестно открывает все те затрудненья, которые он встречает в этом вопросе сам. Он говорить: «Первый, у кого находится указанье на икону Богородицы кисти последнего (т. е. евангелиста Луки), есть Феодор Чтец - историк времен Юстина и Юстиниана, сохранившийся в отрывках в некоторых древних рукописях, всего больше в церковной истории Никифора Каллиста. Он передает, что императрица Евдокия, вдова Феодосия Младшего, отправившись на поклоненье в Палестину, прислала из Иерусалима в Константинополь сестре своей Пульхерьи, жене императора Маркиана, образ Богоматери, писанный евангелистом Лукою. Говоря о событии кратко, без всяких пояснений и оговорок, историк как бы дает тем самым понять, что он имеет в виду факт непререкаемый и всем известный. Однако-же после Феодора Чтеца мы больше двух столетий не находим в письменных памятниках его подтверждения. За то от VIII века имеется несколько почти сходных между собою известий о занимающей нас иконе. Св. Андрей Критский, скончавшейся мученически в 761 году, древним преданием доказывая употребление св. икон, между прочим ссылается на всеобщее свидетельство о том, что ап. Лука «собственноручно изобразил как самого воплотившегося Христа, так и Его непорочную Матерь» и что эти изображенья, пользующиеся известностью в Риме, находятся в Иерусалиме. Неизвестный автор «Слова об иконах к Константину Копрониму», пользуясь фактом написания св. Лукою изображенья Богоматери в тех же апологетических целях, замечаете об иконе, что она послана была евангелистом к некоему Феофилу. В известном житии Стефана Нового, пострадавшего за святые иконы в 757 году, рассказывается, что Константинопольский архиепископ Герман, увещевая Льва Исавра отказаться от мысли о преследовали иконопочитания, в подтверждение древности священных изображений, кроме статуи Спасителя, воздвигнутой кровоточивою женою и Эдесскаго Убруса, указывал также на образ Девы Богородицы, написанный евангелистом Лукою и потом отправленный куда-то из Иерусалима. В «Послании к императору Феофилу о св. иконах». относимом учеными к 845—846 году и приписываемом трем восточным патриархам, перелается, что боговдохновенный Лука еще при жизни Пресвятой Богородицы - в то время, как Она обитала на Сионе, живописными составами начертил на доске Ея честный образ для последующих поколений и из уст самой Девы Марии услышал обещание, что благодать Ея прибудет с его иконою. Симон Метафраст, большой любитель риторики. составивший 132 жизнеописания святых,  в начале X века передает интересующее нас сказание уже в нисколько распространенной редакции: «Всего отраднее то, пишет он, что евангелист Лука человеческий вид Христа моего и образ Той, Которая родила Его и дала Ему человеческое естество, первый изобразил воском и красками, передал, чтобы чтили их даже до сего времени, почитая недостаточными если он не будет созерцать в изображениях и образах черты любимых им лиц, что служит знаком его горячей любви. И это он сделал не для себя только, но и для всех верных любящих Христа». В знаменитом менологии императора Василия Болгаробойца (976—1025) кратко и ясно сказано, что евангелист Лука, родом Антиохиец, был по занятиям врач и живописец.

Феофан Керамевс, архиепископ Тавроменийский (1130—1150), в беседе на неделю Православия ра¬скрывая на примерах ту мысль, что почитание икон искони и свыше установлено, прибавляет в заключение: «и Лука, красноречивый евангелист воском и красками написать икону Богоматери, держащую Господа на святых своих руках, которая доныне сохраняется в великом городе» т. е. в Константинополе.

Сравнительно более полные сведения по данному вопросу мы находили в первый раз в церковной истории Никифора Каллиста.

Отметивши, согласно с Васильевым менологием, что св. Лука был врач и вместе весьма следующий живописец, последний пишет: «передают, что он первый изобразил живописью образ Христа и боголепно Родившей Его, еще же и верховных, апостолов, и что от него это высокое и почтенное искусство распространилось потом по всей вселенной». Не сообщая более никаких сведений об изображениях Спасителя и апостолов Петра и Павла кисти св. Луки, Никифор Каллист не оставляет нас в неведение на счет его иконы Богоматери и дважды, хотя по одному и тому же поводу, упоминает об её последующей судьбе.

Рассказывая о делах религиозного усердия императрицы Пульхерии, перечисляя храмы в честь 6ожьей Матери, ею построенные, он говорит: «второй храм, Одигитриевский, где она поставила присланную из Антиохии икону Матери Слова, которую собственноручно при жизни Ея написал божественный апостол Лука. Она видела сей образ и сообщила благодать своему изобретению. Икона эта сначала в месте, называемом Трибунал, творила чудеса, которые и до сих пор совершаются. Пульхерия установила, что бы в этом храме в третей день седмицы совершалось бдение и молитвословие, что и до ныне наблюдается. Не приводя здесь довольно многочисленных и разнообразных известий о чудотворной Одигитриевской иконе Богоматери из византийских и средневековых западных, писателей, заметим только, что святыня эта, по согласному свидетельству всех их, пользовалась благоговейным почитателем всех византийцев, имела весьма важное значение в их политической истории и была хорошо известна по слухам и копиям с неё западным христианам. Предание о написании этой иконы самым евангелистом Лукою было общераспространенно между византийцами, не возбуждало в них какого-либо недоверия к себе и, конечно, только в качестве несомненного факта религиозной жизни могло войти в греческий иконописный подлинник. Позднейший составитель последнего, находившийся под сильным влиянием этого предания, давая наставление живописцам, об изображении внешнего вида апостолов и евангелистов, о св. Луке кратко говорит: «Евангелист Лука не старый, кудрявый, с малою бородой, изображает икону Богородицы», И действительно на некоторых древних иконах и в миниатюрах рукописей мы видим его с иконописными принадлежностями, пишущим икону Богоматери или уже представляющим Ей свой оконченный труд. Чаще всего такого рода иллюстрации можно встретить в русских рукописях подле известных уже нам: «Повести о иконном изображении, како и когда зачася»…  и «Сказания о написании иконы Богоматери Одигитрии», именно против следующих слов текста, не лишенных в настоящем случае интереса: «По воскресении и восшествии еже на небеса Господа нашего Иисуса Христа и по излитии Святого Духа, минувшим пятинадесяти летом, славный апостол и евангелист Лука, ему же похвала в благовестии Христове, написана еже о Христе евангелие о рождьшей Того Приснодевой Марии, также и Деяния святых апостол в книжицы. И паки той первый божественного иконного изображения, еже живописати, самоблагоумне извык, написа на деце начертание Пречистыя самый Владычицы нашей Богородицы и Присно девы Марии, нзящне видение Тоя изуподобив опасно.. И приносит к первообразной Госпоже и всех Царице. Она же, очи свои возложивши на ту икону и ... возрадовавшися убо, глаголет к тому благоговейно вкупе же и со властию «благодать Моя с тобою да будет». Принадлежности художнического звания стали как бы отличительным иконографическим  признаком евангелиста Луки, а сам он с давнего времени считался в христианском мире покровителем иконописцев, под защитою которого в набожную средневековую эпоху возникали и существовали на Западе целый общества художников» (Голубцов. Стр. 38-43)

Вот это все, что мог привести в защиту предания православный писатель и что может привести всякий другой защитник иконописного искусства Луки, так что все высказанное здесь является основой и фундаментом данного предания, от прочности которого зависит все. Защищая это предание, Голубцов считается и с возражениями и - надо отдать ему честь, - опровергает их очень удачно. Так, он говорит: «Предание, имеющее за себя длинный ряд в существенном не разногласящих свидетелей, не должно бы вызывать сомнения относительно своей подлинности, а между тем многие из ученых, касавшихся рассматриваемого предания, не верили в его достоверность. Некоторые, впрочем, весьма немногие из археологов, пытались даже объяснить происхождение этой, как они выражаются, легенды и подорвать силу говорящих в пользу её свидетельства Сказание о написании евангелистом Лукою иконы Богоматери, говорят они, не имеет под собою твердой исторической опоры и есть не более, как недоразумение, основанное на смешении двух совершенно различных имен. Мадонны, известные с именем евангелиста Луки, на самом деле суть будто бы произведения  флорентийского живописца XI века по имени Luca Santo. Написанная последним, они приписаны были потом евангелисту по забвению, вследствие тождества имени и под влиянием вполне понятного стремления связывать происхождения той или другой уважаемой святыни с именами более замечательных и известных церковных деятелей. Может быть, такое объяснение и справедливо по отношению к некоторым из тех многочисленных Мадонн, который выдаются за иконы евангелиста Луки в Италии и других местах Западной Европы, но в отношении к занимающему нас преданию оно есть, правда, остроумная, но произвольная и ничего не объясняющая догадка. Свидетельства о написании евангелистом Лукою иконы Божией Матери на несколько столетий предупреждают собою флорентийского живописца, давая тем самым знать, что предание не при нем и не после него возникло, как бы следовало по рассматриваемой гипотезе, и существовало задолго до Luca Santo. Подобною же несостоятельностью отличается и большая часть возражений, которые придуманы и направлены отрицательною критикой против оснований, приводимых противоположною стороною в защиту подлинности предания об евангелисте Луке, как иконописце» (Голубцов; стр. 43 - 44)».

Не говоря пока ничего от себя и предоставляя по прежнему говорить г. Голубцову, я привожу и то, что он мог от себя сказать против данного предания. Он говорит: «Первоначальная судьба изображений Божией Матери весьма слабо освещена в памятниках древней христианской письменности, несравненно меньше, чем художественная история образа Христова, и потому может быть прослежена на основаны весьма небольшого числа литературных данных. Из трех первых веков христианства совсем не дошло до нас указаний, относящихся к иконографии Богоматери, а свидетельства IV - V веков и некоторые априорные соображения говорят, по видимому, даже против существования в то время подлинных Её изображений или признанных таковыми. «Мы не знаем лица Девы Марии, писал блаженный Августин, от которой безмужно и нетленно, чудесным образом родился Христос... Верим, что Господь Иисус Христос родился от девы, имя которой Мария... Но такое ли лицо было у Марии, какое представляется в уме, когда мы говорим или вспоминаем об этом, мы совсем не знаем и не убеждены. Можно сказать, сохраняя веру, может быть Она имела такое лицо, может быть не такое». Мы не думаем, чтобы эти слова не имели никакого отношения к изображениям Божьей Матери и означали только то, что блаж. Августин от себя и от лица своих современников хотел сказать: «ни я, ни они не видели Богородицы, а потому и не знаем, какова Она была лицом». Если-бы в церкви Иппонийской в то время, когда жил и управлял ею блаж. Августин (ум. 430), существовали и были общеизвестны подлинные, верные до портретности изображены Богоматери, и церковь, как таким, придавала бы им веру, тогда блаж. Августин не мог бы так решительно говорить о незнании им и его современниками лица Божией Матери. Недостаточное знакомство первых прозелитов христианства с изобразительными искусствами, уединение и замкнутость восточных женщин, появлявшихся не иначе, как с покрывалом на лице, и наконец, особенная, необычайная скромность Пресвятой Девы, избегавшей всякой показности: Она слагаешь глаголы в сердце своем (Лук.2:19.51), по видимому, также могут служить косвенным доказательством против появления портретных изображений Богоматери у первенствующих христиан (Голубцов; стр. 1. 2).

Не ограничиваясь высказанными соображениями общего свойства честный и беспристрастный исследователь разбирает приведенные им свидетельства и высказывает личные затруднения в принятие на веру справедливости рассматриваемого предания. Опровергая мненье о написании иконы Богоматери флорентийским живописцем Luca Santo, он, между прочими. пишет: «не видим надобности приводить здесь всех этих возражений, частью опровергнутых новейшими открытиями в области древне-христианской катакомбной живописи, частью уже разобранных в отечественной археологической литературе, но нельзя пройти совершенным молчанием двух-трех серьезных недоумений, которые может возбудить и действительно возбуждало в душе беспристрастного исследователя данное предание.

Императрицы Евдокия и Пульхерья, которых называет Феодор Чтец, сообщая впервые об иконе Богоматери евангелиста Луки, - это две замечательным женские личности в культурной истории Византии пятого столетья. Первая - дочь философа, славилась своею любознательностью, классическим образованием и посвящала свои досуги на литературные труды, занимаясь комментариями на книгу Бытие и описывая в стихах подвиги мучеников; последняя отличалась набожностью, любовью к храмоздательству, и её имя связано с несколькими монастырями, построенными в Константинополе и его окрестностях. Церковный историк Созомен несколько глав своей четвертой книги посвящает похвале добродетелям Пульхерии и её сестер, доброму учению, которое она внушила своему брату императору; её стойкости в православии, препятствовавшей развитью новых, народившихся в V веке ересей; религиозной женской общине, учрежденной сестрами и подробно рассказывает об обретении мощей сорока мучеников. Другой историк церкви Сократ в предпоследней главе своей истории упоминает о паломничестве императрицы Евдокии в Иерусалим в 438 году и о тех многочисленных вкладах, которые сделала она в разные церкви на востоке. Но замечательно, что ни тот, ни другой историк совсем не говорит о драгоценной посылке, отправленной императрицей из Иерусалима  в Константинополь своей венценосной сестре.

Еще более примечательным и малопонятным представляется в данном случае молчание седьмого вселенского собора, который в своих свидетельствах об иконопочитании ни одним словом не упомянул об этом весьма важном обстоятельстве. Видно, что собор, весьма тщательно исследовавший и разыскивавший древние известия об иконах, в подтверждение православного ученья, дважды в своих деяньях сославшийся на историю Феодора Чтеца, или считал свидетельство последнего об иконе Богоматери евангелиста Луки слабым, или вовсе не знал его. Иначе икона, всеми чтимая, находящаяся в одном из известнейших константинопольских монастырей, собиравшая около себя толпы богомольцев, должна была бы послужить сильным доводом за иконопочитание. Молчание отцов собора об этой иконе дает основание сомневаться, чтобы в Константинополе в то время была икона, известная с именем евангелиста Луки, а потому для достоверности упоминания о ней Феодора Чтеца не достаешь твердой почвы. Свидетельства об этой иконе появляются, и то независимо от Феодора Чтеца, в эпоху иконоборства и у писателей менее компетентных, например, в анонимных посланиях об иконах, в житии Стефана Нового и других сочинениях.

Кроме этих хронологических, так сказать, затруднений, связанных с историей сказания об иконе Богоматери, писанной евангелистом Лукою, достоверность рассматриваемого предания заподозривается еще на основании некоторых исторических соображений. Художническая деятельность евангелиста Луки есть не более, говорят, как предположение, лишенное твердых оснований Апостол Лука, как известно, был врач по своим занятиям и нигде: ни в Свящ. Писании, ни у писателей церкви первых веков, не находится даже и намека на то, чтобы он был живописец, или написал образ Пресвятой Девы. Притом же преданием он признается одним из семидесяти апостолов и, стало быть, евреем по происхождению. Но известно, что живопись, вместе с другими изобразительными искусствами, незнакома была Иудеям в силу заповеди не делать подобия, елика на небеси и на земли.

Допустив, согласно с некоторыми древними учителями церкви: Тертуллианом, Иеронимом, Августином и новейшими исследователями Священного  Писания, что евангелист Лука был родом из язычников, легко будет выйти из только что указанного затруднения и в значительной степени ослабить силу связанного с ним возражения. Гораздо труднее разрешить недоумения, вызываемые молчанием историков и отцов Никейского собора о присланной с востока драгоценной святыне (Голубцов, стр. 44-46).

Таковы в общем недоумения автора наследования подлинности рассматриваемого предания. Недоумения эти, конечно, не уменьшаются если принять во внимание, что икона, приписываемая евангелисту Луке, была одна, а между тем таковыми считаются в Греции: Влахернская, Милостивая на острове Кипре и Кикская; в России: Владимирская, Смоленская и Тихвинская; в Риме евангелисту Луке приписываются иконы в церквах: Марж Великой; свв. Доминика и Сикста; в Польше - Ченстоховская, - а также и то, что из свидетельства Феодора Чтеца видно, что икона, писанная евангелистом Лукою около половины V века, была перенесена из Иерусалима в Константинополь и затем находилась в Одигитриевском монастыре. В XII веке, по словам Феофана Керамевса, она продолжала сохраняться в Константинополе, а между тем задолго до этого времени у нас на Руси уже известны были иконы Богоматери евангелиста Луки, принесенный в XI - XII столетиях из Царь-града, а в католических странах, например в Риме, и ранее того показывались иконы, приписывающаяся тому же самому евангелисту (Голубцов, стр. 47).

Теперь, после всего того, что мог сказать по занимающему нас вопросу исследователь оного, наступаете моя очередь и я должен сказать мое слово. Имея под руками свидетельство православная священника о. Иоанна Орфанитского против приписываемой евангелисту Луке иконы Тихвинской Божьей Матери, который печатно заявляете, что «принадлежность сей иконы св. евангелисту Луке более чем сомнительна» и доказываете это свое мнение тем, что, во 1-хъ, неизвестно, кто был писателем сей иконы; по более древнему сказанию, она была написана св. Германом, патриархом Цареградским, и из Царь-града пришла в Тихвин по воздуху (Чет. Мин. 26 Июня). Да достаточно, говорите он, посмотреть только на самый размерь иконы, чтобы видеть, что она написана для храма, а не для дома: для дома иконы столь больших размеров не пишут и не писали; а во дни св. евангелиста Луки храмов еще не было («Друг Истины» 1899 г. № 44, стр. 858 - 859). Но я не считаю этого факта особо важным и не опираюсь на него. Мало того, если бы я имел такие-же отзывы и относительно всех приписываемых евангелисту Луке иконе в России и заграницей, я не стал бы дословно приводить их и ограничился бы лишь одними ссылками, так как я в данном случае не нахожу даже нужным касаться всех этих икон или хоть какой-нибудь из них и имею говорить лишь относительно содержания той иконы, которая некогда приписывалась святому Луке, независимо от её размеров и независимо от того -  существуете ли она в данное время или не существуете. Я кратко и решительно заявляю, что икона, которая приписывается евангелисту Луке, ему не принадлежите и принадлежать не может, и вот почему.

1) Приведенное мною выше «сказание о написании иконы Богоматери Одигитрии» говорить нам, что евангелист Лука «написа на дсце начертание пречистыя самыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии» и что он сделал это «минувшим пятинадесятым летом» по излитии Святого Духа, т. е. через пятнадцать лете после вознесения Иисуса Христа. - Мы знаем. что Иисус Христос, начиная свое служение, был лет тридцати (Лук. 3:23), не трудно также установить, что Он совершал свое служение три с половиной года, и если сюда же приложить те пятнадцать лет, которые прошли от вознесения Христа до того времени, когда евангелист Лука написал свою икону, то получится около сорока девяти лет. Причем не надо упускать из вида, что счисление лет нами произведено от рождения Иисуса , Христа, а икона была писана не с Христа, а с Его Матери, которая в момент рожденья Иисуса была в возрасте по меньшей мере от 19 до 20 лет, так что, сложив все эти цифры вместе, мы узнаем, что Богоматерь во время написания Её иконы имела от роду около семидесяти лет и была, следовательно, довольно пожилою. Обращаясь же к иконе, мы видим Ее там совершенно молодою, в возрасте не более двадцати лет, чего при писаны иконы с натуры и притом человеком, который для сего «самоблагоумне извык» - быть никоим образом не могло.

2)       На рассматриваемой нами иконе, по свидетельству Феофана Керамевса, - которое приведено выше, - Богоматерь была изображена «держащею Господа на святых своих руках», так что отсюда невольно возникает вопрос: как мог евангелист Лука, писавшей, как передают, с натуры, поместить Иисуса Христа в виде младенца на руках Его Матери почти через пятьдесят лет после Его рождения и через пятнадцать лет после Его вознесенья на небо, когда Он, по несомненному и совокупному свидетельству других евангелистов, апостолов и того же самого Луки, сидел уже одесную престола величия на высоте (Лук. 24:50-51; Деян.1:1-2,9)? - Лука этого сделать не мог.

На приписываемой евангелисту Луке иконе Богородицы Младенец Иисус изображен со сложенными, - неизвестно, - для крестного знамения или для благословенья, перстами правой руки, вследствие чего эта икона считается, как известно, серьезным фактическим доказательством в спорах старообрядцев с православными. Это обстоятельство в сильнейшей степени убеждает нас, что эта икона евангелисту Луке не принадлежит и приписываема ему никоим образом быть не может. Евангелист Лука описывает рожденье Иисуса Христа и все события, предшествовавшие ему и последующая за ним - Благовещение, принесете в храм для обрезания и проч., сравнительно с прочими евангелистами, более пространно и подробно, и однако нигде: ни при рождении Христа, ни в Его служении, ни при вознесены Его на небо, не упоминает ни прямо, ни косвенно о сложении перстов, а напротив, свидетельствует, что Христос, прощаясь с учениками и возносясь на небо, благословил их, «подняв свои руки» (Лук. 24, 50). Каковое благословение не было каким-то новым, православным, а было древним, израильским (Лев. 9, 22). Что это благословенье было именно так, а не иначе, то в этом сходятся беспристрастные исследователи Свящ. Писанья всех церквей и исключенье составляют лишь те немногие ремесленники религий, которым признанье истинного положенья дела в известном смысле невыгодно. Известный и уважаемый святитель русской православной церкви св. Дмитрий Ростовский в своей книге «Розыск», между прочим, пишет, что «Христос рукою никогда не крестился, и никому о семь заповеди не давал ни лично, ни чрез апостолов, и что Христос не слагал персты, и при вознесены, благословил учеников целыми дланями. Слагать же персты после вошло в 

обычай людям; обычай этот добр, обаче не догмат веры» (Часть II, Лист 258. 259).

Таково мое мненье и таковы мои основания, и я не могу не сожалеть, что это преданье и эта икона не были предметом суждений того русского собора, выдержки из деяний которого я приводил в начале моего настоящего труда. Мне очень нравится его серьезное отношение к делу и его решительный тон. Он, если где видел что несоответствующее истине, то обязательно ставил вопросы: «кто то виде?», «кое святое писанье о сем свидетельствует?» и: «откуду сие взяша?» и если не получал удовлетворительного ответа, то приписывал это суемудрию или суемудрию и решительно заявлял: «ложно пишут иконописцы святых чудотворцев Петра, Алексея и Иону в белых клобуках, зане они клобуки белые не носиша, и ниже бысть еще в российских странах сей обычай» (Деян. соб. 1667 г. Лист 24).

Оставляя в стороне икону, я считаю необходимым сказать в заключенье несколько слов о самом предании, на которое я смотрю как на препроводительный документ, при котором препровождалась рассматриваемая нами и приписываемая евангелисту Луке икона. Приводимые автором статьи и приведенные мною «Посланье к императору Феофилу о святых иконах» и «Сказание о написании иконы Богородицы Одигитрии» согласно свидетельствуют, что когда Лука принес к «Первообразной и всех Царице» написанную им икону, то из уст Ея услышал обещанье, что «благодать Ея пребудет с его иконою». Читая священное писанье, я встречаю многочисленный свидетельства о благодати Божией (Тит. 2:11), о благодати Иисуса Христа (2 Кор.8:9) и о благодати Святого Духа (Евр.10:29), но не находил ни одного свидетельства ни прямого, ни даже косвенного о благодати Пресвятой Богородицы. Если Архангел Гавриил и назвал Ее в своем приветствии «благодатною» (Лук.1:28), то отнюдь не потому, что Она имела собственную благодать и была благодатной Сама по Себе, а только потому, как он говорит ниже, что Она «обрела благодать у Бога» (Лук.1:30). А потому я допускаю, что она могла говорить только так, как говорил апостол Павел: «благодать Божья, которая со мною» (1 Кор. 15:10), но не могу допустить, чтобы благословенная между женами и истинно «благодатная» Матерь моего Господа могла говорить о «своей» благодати. Это первое, а во вторых в том и в другом из приводимых документов Марья называется «Приснодевой», «Владычицей» и даже «всех Царицей», как Ее не, называет никто из евангелистов и апостолов. Евангелисты одинаково называют Ее Марией или «Матерью Иисуса», как до рождения Ею Иисуса Христа (Мат.1:18; Лук. 1:27-34), так и по рождении Его (Лук. 2:16,19; Иоан.2:1-3), так же Она названа стоящею при кресте уже в конце земной жизни Господа Иисуса (Иоан. 19, 25) и так, а не иначе, называет Ее Лука уже после вознесения Иисуса Христа на небо (Деян. 1:14). Таким образом исследование препроводительного документа открывает его противоречие с свидетельствами Священного Писания и показывает всю его несостоятельность, и тем как нельзя лучше объясняет причину молчания Седьмого Вселенского Собора, который очевидно, как вполне основательно заключает г-н Голубцов - «вовсе не знал его».

Полностью читать в PDF формате - Журнал "Баптист" 1909, № 3