Об одежде служителя

В наше время форменная одежда уже давно перестала быть атрибутом одних только военнослужащих и сотрудников милиции: сейчас, даже вызвав скорую помощь, мы заподозрим что-то не то, если в дверь позвонят люди не в характерной спецодежде, а, к примеру, в джинсах или даже обычных костюмах. Мы привыкли и ожидаем, что человек будет одет в соответствии со своим родом занятий, будь то милиционер, врач, работник муниципальных служб, стюардесса или машинист метрополитена. Одежда не делает профессионалом, но свидетельствует о принадлежности к профессии, а также дисциплинирует и накладывает определённую ответственность на её носителя.

Исторически сложилось так, что христианские священнослужители не были исключением: они носили одежду, так или иначе отличающую их от всех остальных и свидетельствующую об их призвании. Реформация, упразднив «священническое сословие» и провозгласив всеобщее священство всех верующих, не отменила, тем не менее, того очевидного факта, что пастырство и публичное служение словом требует особого призвания. И это по-прежнему отражалось в одежде, которая хоть и менялась с течением времени, но всё равно оставалась внешним отличительным признаком тех, кто призван заниматься самым нужным, самым важным и самым достойным делом – созидать Церковь Христову и спасать души. Чёрная рубашка с белой вставкой («колорадка») давно стала уже привычным атрибутом служителя как в католических, так и в протестантских культурах во всём мире.

Евангельское движение, сделав несомненный шаг вперёд в деле возвращения христианства к истокам и очищения Церкви от накопившихся за многие столетия небиблейских традиций, как нередко случается, вместо с водой выплеснуло и ребёнка: упразднив обрядность, оно отказалось и от каких-либо отличительных признаков служителей. Однако борьба с традициями зачастую приводит к другой крайности, а именно – примитивизации и упрощению, а то и к замене исторически сложившихся общехристианских традиций (не всегда плохих, кстати) на собственные, часто нелепые и абсурдные. Общепринятой «формой» служителя на кафедре в наших церквях стал вполне мирской костюм с галстуком – точно такой же, какой всегда был атрибутом либо чиновников, либо сотрудников многочисленных банков и офисов, возникших в изобилии на постсоветском пространстве ещё в перестроечные времена. Почему служитель Церкви должен быть похож именно на менеджера – тайна сия велика есть (лично я не берусь её разгадать), но упорство, с которым внедряют типично мирской костюм в церковную жизнь, достойно лучшего применения: не раз уже приходилось слышать истории о том, как где-нибудь в южных регионах проповедники, прежде чем взойти на кафедру, облачаются в «дежурный» пиджак – даже в тридцатиградусную жару.

Но проблема даже не в одном только нелепом обрядоверии: в своём антицерковном пафосе евангельские служители, сами того не замечая, в глазах мирских людей отождествляют себя... с теми самыми псевдохристианскими движениями, которые вместе с традицией отвергли и библейское учение. И это одна из причин, почему мы до сих пор носим клеймо «сектантов»: для человека, не сильно искушённого в вопросах вероучения, баптистский проповедник в костюме ничем не отличается, скажем, от свидетеля Иеговы, да и богослужение в церкви менее всего воспринимается именно как церковное богослужение – скорее, как собрание какой-то секты.

А сколько возможностей для свидетельства было потеряно, сколько людей так и не услышало евангельскую весть! Не всегда есть возможность (и время) начать разговор с незнакомым человеком, предложить брошюрку и пр., да и начав, приходится долго, что называется, разбивать лёд, доказывая, что ты не «сектант», а христианин – если вообще захотят слушать. Однако всегда и везде встречали по одёжке – для большинства людей христианская Церковь, равно как и её служители, ассоциировались с определёнными, неизменными атрибутами, включая и какие-то, пусть даже базовые, элементы «форменной одежды». Не желая соблюдать преемственность в христианской традиции, в глазах внешних мы оказываемся в одной лодке с теми, от кого они, за годы религиозной свободы, уже научились испуганно шарахаться. И только одному Богу известно, сколько нуждающихся в помощи могли бы сами подойти к тому, в ком они увидели священнослужителя! Мы всё время подчёркиваем важность свидетельства погибающим грешникам, но сами же себе создаём препятствия для этого свидетельства.

Определённые сдвиги, правда, уже есть: у нас наконец-то перестали бояться крестов и теперь их можно увидеть как на церковных зданиях, так и внутри оных; некоторые пресвитеры и диаконы хоть и стыдливо и с оглядкой, но уже надевают «колорадки» на похороны, официальные встречи или на торжественные богослужения. Но подавляющее же большинство не торопится что-то менять и предпочитает быть похожими на тех, с кем им меньше всего хотелось бы быть отождествляемыми. В чём же причина? Аргумент «этого нет в Библии» за очевидной нелепостью можно даже не рассматривать – Св.Писание просто не регламентирует очень многое из того, что стало неотъемлемой частью нашей церковной практики. Безразличие к погибающим грешникам? Сомневаюсь: зная, с какой ревностью наши верующие готовы свидетельствовать, такое сложно предположить. Неуверенность в готовности «дать отчёт в своём уповании» и боязнь просто одним только видом свидетельствовать окружающим о своей вере и призвании? Но я бы не решился даже в мыслях заподозрить такое в отношении тех, кто посвятил себя делу проповеди Благой Вести. Вероятнее всего, причиной тут является сила традиций, которые у нас как «закон мидян и персов»: инертность мышления, неготовность что-то менять, желание сохранить то, к чему привыкали на протяжении нескольких поколений... Но от традиций, если они становятся бесполезными, а тем более вредными, нужно решительно отказываться; то, что препятствует делу проповеди Евангелия, что создаёт преткновения для ищущих, нужно убирать с дороги.

Недавно читал историю об одном американском пасторе, который, по принятым в его деноминации правилам, был обязан путешествовать в «колорадке». Поначалу он рассматривал это как неудобное бремя и покушение на свою личную свободу, но, будучи вынужден подчиниться, с удивлением обнаружил, что благодаря этому отличительному признаку священнослужителя, обычный перелёт превратился в непрерывный сеанс душепопечительства, после чего он полностью изменил своё отношение.

Может, это пора сделать и нам? Да ведь так и красивее выглядит – даже с точки зрения эстетики...

Игорь Кошелев
диакон Новотушинской церкви ЕХБ, Москва