Баптистская этика и дух российского капитализма

Если кто-то прочувствует в названии этой статьи веберовскую классику «Протестантская этика и дух современного капитализма», он не ошибется. Думается, что в период правления нового президента, когда поднимаются вопросы социальных преобразований и экономических реформ, сам вопрос работы и труда с богословской точки зрения может показаться интересным. Те, кто среди нашей политической действительности занимается активной рекламой трудовой протестантской этики, порой забывают о некоторых реалиях, во-первых, связанных с опусом самого Макса Вебера, и, во-вторых, с современными реальностями российского, да и вообще современного капитализма. Почему люди сегодня зарабатывают большие деньги? Может ли евангельский протестантизм оказать положительное влияние на формирование бизнеса и экономики в России? Не видим ли мы в самом протестантизме лишь панацею от всех экономических и социальных бед?

Для начала мы хотели бы просто напомнить читателю, что немецкий классик социологии религии хотел, и что не хотел сказать в названии своего произведения. Он не хотел сказать, что такое явление как европейский капитализм появился исключительно благодаря мировоззренческим ценностям протестантов. Капитализм как таковой существовал еще до Мартина Лютера и Жана Кальвина. Протестантизм же оказал позитивное влияние на мировоззрение самих дельцов-капиталистов, подчеркнув тот факт, что зарабатывать и стяжать капитал — это вовсе не душегубительное занятие. Дело в том, что капиталист-католик, зарабатывая много денег, перед смертью испытывал большие муки от угрызения совести – стяжание богатств и всяческих материальных благ являлось чем-то таким, что расходилось со средневековым пониманием церковного благочестия. Недосягаемый идеал для многих людей – монашество – исключал такую реальность, как богатое имущество. Да и вообще, монашество как институт подразумевал полную или частичную отрешенность как от мира, так и его благ.

Средневековый капитализм был «авантюрным» явлением. Люди использовали заработанный капитал только ради того, чтобы от души повеселиться на пиру или охоте, или просто вложить все свои деньги в роскошь.

Протестантское мировоззрение освободило человека от подобной вины и бремени. Оно создало для людей новый психологический климат, в котором капитализм стал развиваться более динамично и конструктивно. Само зарабатывание денег, да и накопление капитала, не является злом (Пс. 61:11б; 1 Тим. 6:10, 17-19), хотя протестанты относятся к богатству сдержанно и скептично. Злом является сама любовь и зависимость от денег. Труд человека также получил новую оценку в глазах реформаторов. Если раньше к труду относились презрительно (монах должен молиться и поститься), Лютер предоставил христианам-капиталистам новое понимание труда, вернув ему благородное место в обществе.

Интересно, что эти средневековые нотки или отношение к труду прослеживаются и в российской культуре. Как у нас относятся к уборщикам, колхозникам или милиционерам? Скажем так, не важно. На Западе из уборщиков сделали team-member – это молодые и славные ребята, вооруженные современными инструментами и экипировкой. Пастух-колхозник превращается в ковбоя – отражение мужской силы, ловкости и смекалки. А западный полицейский является героем вестерна – вооруженный револьверами шерифом. Недавно, проезжая в метро, я увидел рекламу, где предлагалась работа. И где? В «клининговой» компании! (от англ. “clean” - чистить) На плакате изображались люди, одетые и обутые в очень даже симпатичную униформу. Наверно, чему-то мы все-таки пытаемся научиться у Запада.

Другими словами, дело вовсе не в тесной и непосредственной взаимосвязи капитализма и протестантизма. Протестантизм со своей этикой стал мощным катализатором для упрочнения конкретной формы капитализма. И вот здесь нас интересует такой вопрос: а является ли тот факт, что российский протестант сам по себе может стать носителем особо расчетливой, предпринимательской и коммерческой мудрости? Что означает быть коммерсантом-дельцом? Как это может проявляться в практической церковной жизни? Для начала разберемся с вопросом современного российского капитализма.

Современный русский капитализм является жалким аналогом средневекового умопомрачительного распоряжения богатством и заработанным капиталом. Русские капиталисты, словно пещерные люди, выходя из глубоких и сырых советских пещер, главным образом выкидывают свои заработанные средства в роскошь, развратную веселуху, французские зимние курорты и всяческую дороговизну. Главная цель для русского дельца – показать себя. А заодно и всю нашу срамоту перед лицом напуганных европейцев. Но в действительности эта погоня за роскошью и богатством говорит только о наличии животных инстинктов и непрестанного страха, неуверенности в завтрашнем дне. Нужно получить всё, сегодня и сейчас. Это вряд ли позволит себе капиталист европейский. Ведь эти неразумно потраченные деньги по подсчетам западных коллег могли бы принести баснословный доход некоторое время спустя, при разумном вложении! Богатство вовсе и не является чем-то злым. В принципе, деньги – это реальная власть, которой можно эффективно пользоваться в этой жизни. Однако любовь к кредитным карточкам и зависимость от богатства – вот корень всех зол.

Другими словами, капиталистом даже очень можно быть и легко обходиться без всякой там протестантской этики. Но интересно то, что в свою очередь, можно быть протестантом, и совершенно не иметь той коммерческо-протестантской жилки, которая характеризовала когда-то европейских Christen. Как это?

Дело в том, что современный европейский или северо-американский капитализм возник, а мы на это уже указали, под мощным идеологическим воздействием такого катализатора как протестантская религиозная идеология. И именно ее не хватает в нашем доморощенном российском протестантизме. Вопрос заключается в том, как мы рассматриваем реальность и каким образом сказывается на нас окружающая среда. Современный капитализм выражается в стремительном принятии решений, использовании ресурсов и времени. Часто русские протестанты, болезненно реагируя на существующую конкуренцию внутри страны среди традиционных религий, говорят: мы не можем себе позволить этого, мы не можем себе позволить пятого, десятого… и т. д. Другими словами, вместо того, чтобы спросить себя, как мы можем себе это позволить, мы ставим непробиваемую идеологическую заглушку или установку: мы себе не можем этого позволить. Важно то, что первая установка помогает человеку напрягать и тренировать свою интеллектуальную мышцу, тогда как последняя установка намертво парализует волю и психику человека. Сегодня один из существующих информационных пробелов в российских религиозных СМИ – это отсутствие аналитических центров по развитию евангельского христианства на территории России. Мы оказались больше созерцательными мистиками и «Емелями», нежели предприимчивыми аналогами наших западных братьев по вере. Возможна и другая реальность. Если наша протестантская команда не может хорошо играть в ту или иную игру по спасению душ грешных людей, возможно, как в случае с футболом, нам нужен хороший голландский тренер. И неважно, во сколько он нам обойдется. Что это означает? Это означает только то, что нам по-прежнему нужно еще многому и многому учиться. А за это нужно платить временем и ресурсами.

Заметим, что многие притчи Иисуса пронизаны идеями коммерческой деловой этики. Людям даются дары, за которые они в ответе. Эти дары, таланты нужно приумножать. Мы же порой довольствуемся посредственными и потерявшими свою эффективность методами и формами Благовестия, да и вообще церковной жизни. Проведя какой-нибудь миссионерский проект и не наблюдая после него никакого серьезного результата, мы все «списываем» на провиденциальную волю Бога. Свои неудачи мы оправдываем словами притчи Иисуса об одной пропавшей овце (совершенно забывая контекст этой притчи). Настоящий же коммерсант-делец просто бы пересмотрел свою прежнюю стратегию. Поэтому мы и поднимаем среди всего прочего такой злободневный вопрос: кто же здесь на российской земле является самым настоящим протестантом?